Опубликовано (обновлено) в каталоге: 13.10.2015

Народы Южной Сибири в тюркскую эпоху
Позднетюркское время: Кимако-кыпчакское объединение

Самым поздним государственным образованием на севере Центральной Азии в древнетюркскую эпоху было объединение кимако-кыпчакских племен (государство кимаков) с центром на Иртыше.

Известно, что оно сложилось в IX веке и в него первоначально входило семь племен: имак (йемек), ими (эймюр), байандур, татар, ланиказ, аджлад и кыпчак. Основным в кимакской федерации было тюркоязычное племя яньмо, очевидно, одно из телеских племен, родственное чеби, ранее входившее в состав Западнотюркского каганата. Племя яньмо обычно отождествляется с йемеками, давшими, по мнению Б.Е.Кумекова, название всему этнополитическому объединению - кимак. Тот факт, что основным в кимакской федерации было одно из телеских племен, обитавшее в Прииртышье и родственное алтае-телеским тюркам, во-первых, показывает местную основу культуры кимаков на Иртыше, во-вторых, объясняет отличительную особенность восточно-казахстанских погребений IX века, заключавшаяся в обычае захоронения с конем, видимо, общим с алтайским. По мнению В.А.Могильникова, "сопровождение погребенных конями, устройство деревянных перекрытий над покойником, сближает погребения кимаков с погребениями алтайских тюрок VI-VIII веков".

Дальнейшее развитие этносоциальной общности кимаков связано с падением Уйгурского каганата в 840 году.

Уйгурская государственность в Центральной Азии, имея длительную и сложную предысторию, заканчивает свое существование неожиданно, не исчерпав всех своих политических и социальных возможностей. Она оказывается как бы до конца нереализованной и способствует образованию типологически близких социальных объединений на новых местах проживания уйгуров или входивших в состав Уйгурского каганата племен.

Пути расселения уйгуров после гибели Уйгурского каганата рассмотрены А.Г.Малявкиным, который выделяет пять основных направлений их движения в середине IX века: северо-восточное (в район Забайкалья к большим шивэй), восточное (в районы, находившиеся под контролем киданей), южное (к северным границам Китая и в районы, расположенные к западу от Ордоса), югозападное (в Турфанскую котловину и в район Кучи) и западное (в Джунгарию и Семиречье). Из них наибольшее значение в последующем имели южное и юго-западное направления. Миграция уйгуров на юг и юго-запад привела к созданию знаменитого Турфанского и Ганьчжоуского княжеств.

В настоящее время имеются основания предполагать, что какая-то часть уйгуров (или входивших в состав Уйгурского каганата племен) проникает не только на запад, но и на северо-запад (северо-западное направление), в районы верхнего Иртыша. Важные сведения об уйгурах на Иртыше приводит Абуль-Гази: "Около 3000 лет жили уйгуры в означенной земле (Монголии), потом они пришли в упадок, попали в плен и рассеялись. Некоторые из них остались на родине, другие пошли на берега Иртыша и распались там на три колена; одно из них, направившись к Биш-Балыку (столице Турфанского княжества), засеяло там поля и привело страну в цветущее положение. Другое занялось разведением лошадей и овец и стало кочевать вблизи Биш-Балыка. Третье колено поселилось в лесах на Иртыше, не разводило скот, а занималось рыболовством и охотою на выдр, соболей, куниц и белок, питалось их мясом и одевалось в их шкуры...". Несмотря на поздний характер источника (XVIII век), приведенные в нем факты изгнания уйгуров из Монголии и освоения ими земледельческих оазисов Восточного Туркестана - полностью соответствуют событиям середины IX века.

В генеалогической легенде о сложении кимакского объединения, записанной Гардизи в XI веке, но относящейся к более ранному времени, среди предковэпонимов названы пришедшие на Иртыш после разгрома их основных становищ племена ими (эймюр), байандур и татар. Татары (или, во всяком случае, их часть) и байандуры выступали как союзники токузогузов (уйгуров) в войне против тюрков-тугю и енисейских кыргызов. Представляется вполне обоснованным, что после распада в 840 году Уйгурского каганата часть племен, входивших в него (эймюр, баяндур, татар), присоединилась к ядру кимакского объединения. Вхождение каких-то телеских групп в состав кимакского объединения, совпадает со временем упадка Уйгурского каганата, отмечает и Ю.И.Трифонов. У ал-Масуди (вторая половина X века) упоминается сложный этноним кимак-югур, в котором, вероятнее всего, следует видеть собирательное название группы населения уйгурского происхождения, входившей в состав государства кимаков. На каком-то этапе в состав государства кимаков были включены кыпчаки, о которых известно только то, что они "более дикие, чем кимаки".

Таким образом, в середине IX века часть уйгуров (или входивших прежде в Уйгурский каганат племен) продвинулась на территорию Восточного Казахстана, где приняла участие в сложении кимако-кыпчакского этносоциального объединения. Не исключено, что именно уйгурам, как и в других местах их расселения, принадлежала в этом процессе организующая роль.

Территория расселения кимако-кыпчакских племен, по данным письменных источников, определяется Б.Е.Кумековым следующим образом: "Приблизительно от юго-восточной части Южного Урала до Приаральских степей на западе, с земель Центрального Казахстана до северного Прибалхашья, включая часть территории Северо-Восточного Семиречья на юге, от Западного Алтая до Кулундинской степи на востоке и до лесостепной полосы на севере". Центр государства кимаков находился на Иртыше, куда из Средней Азии вели караванные пути. Для этнокультурной истории народов Южной Сибири важное значение имеет вопрос о восточных границах расселения кимако-кыпчакских племен. По сообщению Гардизи, караваны после длительного пути из Янгикента "приходят к реке Иртыш, где начинается страна кимаков... Переправившись через реку Иртыш, приходят к шатрам кимаков... В этой стране выпадает много снега; бывает, что толщина снежного покрова в степи достигает высоты копья. Зимой они уводят лошадей в отдаленную страну, в место Öк-Таг (вероятно, Монгольский Алтай)". По описанию Гардизи, можно предполагать, что владения кимаков располагались не только западнее, но и восточнее бассейна Иртыша. Показательно, что в письменных источниках кимаки часто упоминаются вместе с кыргызами, причем не только как западные, но и как их северные соседи. Очевидно, что в данном случае имеются в виду не тянь-шаньские кыргызы, существование которых как самостоятельного народа в конце I тысячелетия н.э. вообще сомнительно, а енисейские кыргызы, включившие в IX веке в состав своего государства Горный Алтай и ставшие непосредственными соседями кимаков на Иртыше. Наиболее вероятным местом, где кимаки могли оказаться севернее кыргызов, был степной Алтай, входивший в состав кимако-кыпчакского объединения. Таким образом, представляется возможным уточнить восточные и северо-восточные границы страны кимаков по западным и северным склонам Горного Алтая до Кузнецкого Алатау, служившего этническим барьером между енисейскими кыргызами и кимаками.

Обширная территория расселения кимако-кыпчакских племен, охватывающая северные и западные предгорья Алтайской горной системы с выходом в казахстанские степи и Семиречье, включала различные физико-географические районы: степные, лесостепные, опустыненные, горно-таежные. Естественно, в этих условиях культура местного населения не могла быть монолитной.

Погребения кимаков, в узком, этническом значении термина йемеков, лучше всего изучены на Иртыше в Восточном Казахстане. По материалам этих раскопок можно составить достаточно четкое представление об особенностях погребального обряда и комплексе предметов сопроводительного инвентаря восточно-казахстанских кимаков.

В целом погребальный обряд восточно-казахстанских кимаков отличается значительным разнообразием и носит явно композитный характер, что соответствует сложному процессу образования кимако-кыпчакского объединения. В качестве отдельных его компонентов могут быть выделены: телеский (погребения с конем), кыпчакский (погребения со шкурой коня и предметами конской упряжи), уйгурский (погребения в катакомбах), возможно кыргызский (трупосожжения).

Независимо от особенностей погребального обряда в кимакских захоронениях Восточного Казахстана найден взаимосвязанный комплекс предметов сопроводительного инвентаря (палаши с прямым перекрестием; удила с "8"-образным окончанием звеньев и с большими внешними кольцами; эсовидные псалии - железные и костяные с окончанием в виде "рыбьего хвоста", наконечники стрел - трехлопастные, плоские и ланцетовидные; срединные накладки луков и костяные обкладки колчанов с циркульным орнаментом; стремена петельчатые и с невысокой невыделенной пластиной, бронзовые и костяные пряжки с острым носиком; многочисленные детали поясных и уздечных наборов - "Т"-видные тройники, длинные наконечники ремней, бляшки с петлей, перехватом, сердцевидные, розетки и т. д.; наконечники в виде рыб, серьги с круглой подвеской-шариком, украшения, выполненные в ажурном стиле).

По поводу датировки кимакских погребений у исследователей нет особых расхождений - большинство памятников относятся к концу I тысячелетия н. э.

Начиная с IX века на территории Северного Алтая и южных районов Западной Сибири складывается сросткинская культура, названная по известному Сросткинскому могильнику в селе Сростки недалеко от города Бийск Алтайского края. Открытие и определение хронологии и культурной принадлежности памятников сросткинской культуры принадлежит М.П.Грязнову. Позднее А.А.Гаврилова объединила памятники сросткинской культуры в группу "могил сросткинского типа" VIII-X веков, распространенных, по ее мнению, от Забайкалья на востоке до Барабинской степи на Западе и от Новосибирского Приобья на севере до Тувы и Горного Алтая на юге. А.А. Гаврилова отмечает, что "расположенные на весьма широкой территории вещи сросткинских типов говорят о распространении этой культуры у различных племен с разным обрядом погребения".

В 1960 году, систематизировав материалы всех исследованных памятников, М.П.Грязнов предварительно выделил четыре локальных варианта сросткинской культуры: бийский, барнаульско-каменский, новосибирский и кемеровский. Эти районы, по его мнению, "соответствовали четырем племенным объединениям" населения сросткинской культуры. Однако фактически такое деление обосновано не было, и вопрос об особенностях локальных вариантов сросткинской культуры по сути дела до сих пор остается открытым. В настоящее время, суммируя все известные материалы (не считая отдельных памятников), можно выделить североалтайский, западноалтайский, новосибирский и кемеровский локальные варианты сросткинской культуры.

Погребения североалтайского варианта сросткинской культуры представлены в первую очередь материалами самого Сросткинского могильника, исследованного в различные годы М.Д.Копытовым (1925), М.Н.Комаровой (1925 г.) и С.М.Сергеевым (1930).

По этим памятникам можно представить особенности погребального обряда североалтайских племен в IX-X веков. Основные особенности cросткинского могильника: грунтовые захоронения, несколько могил под одной курганной насыпью, сопроводительные захоронения с конем (Грязново), сочетание трупоположения и трупосожжения, северо-восточная ориентировка, использование дерева и бересты при оформлении могильных ям.

Западноалтайский вариант. На Западном Алтае погребения конца I тысячелетия открыты на реке Алей. Это одиночные захоронения (редко 2 или 3 человек), трупоположения с восточной ориентировкой, иногда с сопроводительным захоронением коня или его шкуры в сочетании с трупосожжениями, расположенными в насыпи, на уровне древней поверхности или в неглубоких ямках.

Кемеровский вариант. На территории Кемеровской области погребения сросткинской культуры были открыты А.Кузнецовой в 1927 году на реке Ине (Новокамышенка и Камысла). Погребальный обряд, представляющий этот вариант сросткинской культуры, обладает наибольшей сложностью. Встречаются как одиночные трупоположения с северовосточной ориентировкой в грунтовых ямах, перекрытых деревянным настилом (Новокамышенка), погребения в срубах, в бересте, на деревянном настиле и в гробах, наличие нескольких могильных ям под одной курганной насыпью (Ур-Бедари). Встречаются как случаи трупоположения, так и трупосожжения в различных вариантах. В некоторых случаях отмечаются сопровождающиеся захоронением коня.

Новосибирский вариант. Памятники сросткинской культуры известны и в Новосибирской области (Усть-Тартас, Ордынское, Старый Шарап, Чулым). Отсутствие достаточных сведений не позволяет судить об особенностях погребального обряда этого варианта сросткинской культуры. При раскопках могильника Чулым II зафиксированы одиночные подкурганные погребения, западная ориентировка погребенных, следы тризн и сопроводительное захоронение шкуры коня.

Комплекс предметов сопроводительного инвентаря из памятников сросткинской культуры (независимо от особенностей обряда погребения) включает в себя определенный набор вещей, в который входят: палаши типа знаменитого "сросткинского меча", луки со срединной фронтальной накладкойвкладышем, наконечники стрел на длинном веретенообразном стержне, костяные изогнутые псалии с "сапожком", удила с "8"-образными кольцами, расположенными в одной плоскости, стремена с невыделенной пластиной, костяные и бронзовые пряжки с острым носиком, подвески в виде птиц, копоушки, длинные ременные наконечники, сердцевидные бляхи-решмы с личиной-колокольчиком, "Т"-видные тройники, "у"-образные уздечные бляшки, прямоугольные бляшки с петлей, двухсоставные застежки, различного рода украшения с мотивами растительного орнамента, изображения противостоящих птиц и т. д. Особенно характерны для сросткинской культуры украшения, выполненные в так называемом "ажурном стиле", представленные главным образом в северных районах ее распространения. Эти вещи редко встречаются в погребениях в полном наборе, однако присутствие даже некоторых из них свидетельствует о принадлежности данного памятника к сросткинской культуре или ее окружению.

Происхождение сросткинской культуры окончательно не выяснено, ясно только, что она развивается на основе местных памятников катандинского типа VII-VIII веков, испытавших сильное влияние культуры восточно-казахстанских племен. К местному компоненту сросткинской культуры могут быть отнесены такие детали захоронений, как деревянные намогильные сооружения, срубы, использование бересты в виде подстилок и "саванов" для погребенных. О местном характере формироваиия погребального обряда североалтайского и кемеровского вариантов сросткинской культуры свидетельствуют также конструктивные особенности курганов VIII-IX веков (деревянные перекрытия с костями животных, берестяные покрышки и сопроводительные захоронения коней). Внешнее влияние проявилось более всего в комплексе предметов сопроводительного инвентаря, особенно в его декоративном оформлении, имеющем ближайшие аналогии в археологических материалах кимаков (йемеков) Восточного Казахстана.

Этническая принадлежность сросткинской культуры также определяется по-разному. Первый исследователь данной культуры, М.П.Грязнов, писал, что "сросткинская культура на Алтае представляет собой продукт местного развития, примерно в VIII веке население с этой культурой распространилось на север по лесостепным районам Оби". А.А.Гаврилова, напротив, считала, что сросткинская культура сложилась вне Алтая. Ее распространение она связывала с политическими переменами: "господством в степи, в том числе и на Алтае, уйгурских племен, нанесших поражение восточным тюркам в 745 году, а затем кыргызских, разгромивших уйгуров в 840 году". Подобное отнесение одной культуры к двум разным народам с самого начала казалось маловероятным, поэтому позднее А.А.Гаврилова определенно высказалась за уйгурскую принадлежность сросткинских памятников на Северном Алтае. Другие авторы отмечали сходство материалов из погребений сросткинской культуры Северного Алтая и одновременных памятников Восточного Казахстана, принадлежащих кимакам.Так Ф.X.Арсланова отметила, что "единство форм и основных элементов орнамента на бобровских подвесках и сросткинских бляхах, а также близость к орнаменту на предметах енисейских кыргызов позволяют говорить о происшедшем, по-видимому, взаимовлиянии этих племен".

В 1973 году было предложено включить в зону распространения сросткинской культуры восточно-казахстанский ареал и рассматривать ее по всей территории распространения как кимакскую (точнее, кимако-кыпчакскую) в широком, этнокультурном значении термина. Это мнение было поддержано многими исследователями. Так, Ф.Х.Арсланова указывает, что "сопоставление археологического материала с письменными данными убедительно свидетельствует о том, что районы Южного Урала, Приобья и Северного Алтая входили в область расселения кимаков в IX-X веках".

В целом, в материалах сросткинской культуры отчетливо проявляется уйгурский компонент. Таким образом, носителями целого ряда специфических элементов сросткинского культурного комплекса, отличающих его от памятников катандинского типа, были уйгуры. В таком случае сросткинская культура первоначально могла сложиться на территории Восточного Казахстана и уже отсюда после расширения кимакских владений распространилась среди других племен, входивших в это государственное объединение.

Не противоречит объединению памятников сросткинской культуры с погребениями восточно-казахстанских кимаков и этнографический облик населения сросткинской культуры, реконструируемый по материалам археологических раскопок на Северном Алтае и в Кемеровской области. Чаще всего в погребениях находятся кости лошадей, баранов, коров. Такой состав стада свидетельствует о полуоседлом характере скотоводства у сросткинцев. В большинстве погребений в северных районах распространения сросткинской культуры встречается береста, в который заворачивали покойников, ею же выстлано дно могильной ямы. Скорее всего, она служила покрытием каркасных сооружений типа чумов или урасы, а затем использовалась при захоронении. Намогильные сооружения в виде деревянных срубов, перекрытых сверху дерном или берестой в алтайских памятниках, явно имитируют формы наземных стационарных сооружений. М.П.Грязнов, считающий сросткинскую культуру на Северном Алтае пришлой, писал, что "сросткинские племена, придя в лесные районы Оби, утратили свой скотоводческий уклад хозяйственной жизни, полностью или частично, и стали лесными жителями со скотоводческо-охотничьим полуоседлым хозяйством".

Полученные материалы позволяют широко очертить область распространения сросткинской культуры: западные и северные предгорья Алтайской горной системы с прилегающими лесостепными районами юга Западной Сибири. Крайним восточным памятником сросткинской культуры является могильник Ур-Бедари в западных отрогах Кузнецкого Алатау, служившего, очевидно, естественной границей между сросткинской культурой и культурой енисейских кыргызов. На юго-западе и на юге племена сросткинской культуры граничили с алтае-телескими тюрками, занимавшими внутренние и южные районы Горного Алтая. Северная граница, вероятно, проходила по подтаежной полосе, где соседями сросткинцев могли быть местные угросамодийские племена. Собственно кимаки (йемеки) жили на Иртыше, возможно, вплоть до предгорий Западного Алтая. Степные районы Северного Алтая, скорее всего, были заняты кыпчаками, потомками древних цюйше, ассимилировавшими местное население. Распространение памятников сросткинской культуры на территории Северного Алтая и прилегающих районов юга Западной Сибири, скорее всего, было связано с подчинением кыпчаков кимаками, то есть с завершающим этапом сложения кимако-кыпчакского государственного объединения.

Таким образом, имеются все основания говорить о кимакской принадлежности сросткинской культуры. В этой связи хотелось бы подчеркнуть, что все этнические определения средневековых археологических культур на территории Центральной Азии и Южной Сибири (древнетюркской, уйгурской, кыргызской) подразумевают стоящие за ними сложные полиэтнические образования, названные по имени ведущего этноса. Этническое определение сросткинской культуры как кимакской (точнее кимако-кыпчакской) в этом отношении не представляет исключения. Это была "государственная культура", получившая наибольшее распространение в границах созданного кимаками этносоциального объединения.

В конце X века сросткинская культура заканчивает свое существование. Одновременно распадается и государство кимаков, на месте которого складывается новая этносоциальная общность кыпчакских племен. Конкретные причины этих событий нам неизвестны. Можно предполагать, что смена политической гегемонии в кимако-кыпчакской федерации была вызвана как внешними событиями (возможно, движение найманов, занявших верховья Иртыша), так и внутренними, в первую очередь, социально-экономическим усилением кыпчаков, что явилось отражением общих для всех раннеклассовых объединений Центральной Азии и Южной Сибири центробежных тенденций развития элитарных групп населения периферийных районов, стремившихся к самоопределению и созданию собственной государственности. Выдающаяся роль кыпчаков в истории народов Евразии в какой-то степени заслонила значение государства кимаков. В связи с этим уместно привести слова В.В.Бартольда: "историческое значение кимаков состоит в том, что из их среды вышел многочисленный впоследствии народ кыпчаков (называемых в Европе команами, а у русских половцами), который первоначально был лишь одним из племен кимаков".