Древние культуры Тувы
Главным вопросом археологии скифского времени Тувы и прилегающих к ней территорий Северо-Западной Монголии является вопрос о том, принадлежат ли памятники этой важнейшей эпохи к одной археологической культуре - от раннескифского времени до конца этого исторического периода, или они распадаются на разные историко-культурные группы. От решения этого вопроса зависят многие исторические интерпретации и обобщения.
Не менее важна и проблема соотношения памятников скифского времени Тувы и сопредельных территорий Монголии с синхронными памятниками Южной Сибири - Минусинской котловины и Алтая. Поэтому создание археологической периодизации Тувы неразрывно связано с исследованиями на Алтае и в Минусинской котловине и разработкой периодизаций этих регионов.
С изучением памятников начального этапа эпохи ранних кочевников самым тесным образом связано решение проблемы происхождения скифов и их культуры: от полного отрицания какого-либо участия центральноазиатского населения в скифском этнокультурогенезе (переднеазиатская теория М.И.Артамонова) и, соответственно, распространения скифских культурных традиций с запада на восток, до утверждения о том, что скифская культура сложилась в Центральной Азии и уже в готовом виде была перенесена с востока на запад (центральноазиатская теория А.И.Тереножкина). У той и другой теории до настоящего времени имеются свои последователи. Между этими крайними точками зрения сложилась теория конвергентного развития культур скифского типа ("скифо-сибирского культурно-исторического единства" по А.И.Мартынову; и "аржано-черногоровской фазы развития скифских культур" по М.П.Грязнову). В недавнее время была предложена новая версия о джунгарской прародине скифов. При этом всем исследователям ясно, что понятия "скифов" и "скифской культуры" (точнее, культур скифского типа) - первое в этническом, а второе в историко-культурном значении терминов - не синонимичны друг другу: культурой скифского типа обладали многие народы явно нескифского происхождения, а поиски истоков скифской традиции (или раннескифского культурного комплекса) на востоке отнюдь не ограничиваются знаменитой "скифской триадой" (оружие, предметы снаряжения верхового коня, звериный стиль).
Основным недостатком центральноазиатской теории является неразработанность системы ее аргументации. Если сторонниками переднеазиатских истоков скифской культуры буквально "выжаты", причем чрезвычайно скрупулезно, все возможные доказательства, то о центральноазиатских корнях скифского культурогенеза говорится обычно достаточно декларативно, приблизительно на том же уровне доказательств, что и в работах 1970-х годов создателя центральноазиатской теории А.И.Тереножкина. В то же время, относительно ранняя, по сравнению с европейской, хронология многих памятников центральноазиатского региона и конкретно-типологические разработки отдельных сюжетов, в первую очередь, произведений скифо-сибирского звериного стиля, со всей очевидностью свидетельствуют о приоритете восточных областей "скифского мира" в сложении если не скифско-сибирской культуры в целом, то, во всяком случае, ряда наиболее существенных ее компонентов. При этом необходимо иметь в виду, что речь идет только о памятниках архаического периода (или раннескифского времени), когда скифская культура еще не доминировала во элементах переднеазиатской, малоазийской и античной культурных традиций.
Первым исследователем, который попытался определить культурную принадлежность археологических памятников скифского времени, открытых к югу от Саян, был С.А.Теплоухов. Именно он был впервые поставил вопрос о взаимоотношении памятников Тувы с памятниками Алтая, Минусинской котловины и Монголии. Отнеся раскопанные им памятники к одной культуре (кстати, все раскопанные им курганы скифского времени относятся к V-III векам до н.э. и действительно монокультурны), С.А.Теплоухов впервые установил резкое отличие тувинских объектов от памятников Минусинской котловины, а также их сходство с алтайскими объектами. С.А.Теплоухов предпожил, даже, что "они принадлежат, по-видимому, одной народности". И, наконец, что особенно важно, он отметил вхождение древнего населения Тувы в общую орбиту истории Центральной Азии. Датировку памятников скифского времени Тувы С.А.Теплоухов разработать не успел и ограничился констатацией того, что это "памятники, относящиеся к эпохе, предшествовавшей так называемому великому переселению народов".
Первые хронологические схемы первобытных памятников Тувы были предложены Л.Р.Кызласовым (1958) и С.И.Вайнштейном (1958), которые независимо друг от друга выдвинули концепцию монокультурности археологических памятников Тувы скифского времени. Они выделили культуру скифского облика и датировали ее VII-III веками до н.э., С.И.Вайнштейн назвал ее казылганской, а Л.Р.Кызласов - уюкской (причем, ранее он именовал культуру не уюкской, а туранской, во всяком случае, так она была названа в докладе на секционном заседании Пленума ИИМК АН СССР в Ленинграде в апреле 1956 года).
Полевые работы 1960-х годов в Туве проводил А.Д.Грач, результаты исследований позволили ему выделить "предскифский" период - памятники монгун-тайгинского типа, которые он отнес к эпохе бронзы. Они бесспорно предшествовали скифским (VII-III века до н.э.), поскольку оказались перекрыты последними.
Памятники монгун-тайгинского типа (или культуры) - один из наиболее распространенных видов погребальных сооружений в Туве. Они были выделены на рубеже 1950-60 годов А.Д.Грачом по материалам раскопок в Монгун-Тайге, крайнем юго-западном районе Тувы, откуда и получили свое наименование. Главные отличительные особенности памятников монгун-тайгинского типа: нахождение погребений вблизи или на уровне древней поверхности (в валунных камерах, цистах, неглубоких ямах с плитовым покрытием), крепида в основании наземных сооружений, западная (с отклонениями) ориентировка погребенных и практически полное (за очень редкими исключениями) отсутствие предметов сопроводительного инвентаря, что весьма ограничивает возможности их хронологического определения. А.Д.Грач выдвинул предположение, что подобные памятники "оставлены одной из самых больших этнических групп, обитавших в древности на территории Тувы". В настоящее время памятники монгун-тайгинского типа открыты во всех горно-степных районах Тувы, вплоть до устья реки Хемчик в Саянском каньоне Енисея, что подтверждает эту гипотезу. При этом, область их распространения не ограничивается Тувой: аналогичные погребения известны на территориях Монголии и Горного Алтая, а отдельные типологические параллели им прослеживаются на западе вплоть до Средней Азии, причем, здесь (могильник Джазы-Кечу на Тянь-Шане) в конструктивно близких сооружениях "погребальный инвентарь находит аналогии в памятниках андроновской культуры". Поэтому высказывается предположение о возможном проникновении "значительных групп" монгун-тайгинского населения в эпоху поздней бронзы на север, в Минусинскую котловину.
Тогда же А.Д.Грач выдвинул гипотезу о существовании в Туве не единой уюкской (казылганской) культуры скифского облика, а двух последовательно сменявших друг друга: ранняя (VII-VI века до н.э.) была названа им алды-бельской, поздняя (V-III века до н.э.) - саглынской. Алды-бельская культура, по мнению А.Д.Грача, обнаруживает большое сходство с тасмолинской культурой Казахстана и майэмирскими памятниками Алтая. Смена археологических культур, как считал А.Д.Грач, свидетельствует о вытеснении носителей алды-бельской культуры пришлыми племенами и об изменениях в этнической среде региона. Выделение двух культур в памятниках скифского времени вызвало возражения ряда исследователей (Л.Р.Кызласов, 1979; А.М.Мандельштам, 1983). Эти разногласия в полной мере отражают дискуссионность представлений об археологической культуре как таковой. Критерии для ее выделения имеют, видимо, свою специфику не только для разных эпох, но и для разных территорий.
Иного мнения о путях исторического развития Тувы придерживается М.X.Маннай-оол. Помимо некоторых уточнений, внесенных им в периодизацию Л.Р.Кызласова, М.X.Маннай-оол в 1970 году, опираясь на различия в устройстве погребальных сооружений и в антропологических типах уюкской культуры, высказал предположение о многоэтничности населения Тувы в скифское время. Одни памятники (захоронения в цистах на горизонте и в больших земляных курганах) принадлежат, по его мнению, коренному населению, обитавшему здесь с эпохи бронзы, другие (курганы с круглыми или прямоугольными каменными оградками) - оставлены выходцами из Монголии.
Но хотя каждый исследователь стремился к созданию своей периодизации культур скифского типа, время их становления все традиционно определяли VII веком до н.э.
Качественно новый этап в изучении культуры Тувы начала I тысячелетия до н.э. наступил после в 1971-1974 годах раскопок царского кургана Аржан в Уюкской котловине на территории Северной Тувы. Материалы этих раскопок позволили по-новому осмыслить становление и развитие культуры ранних кочевников по всей степной зоне Евразии. Этот памятник может быть сопоставлен с целой группой комплексов черногоровско-новочеркасского типа Северного Причерноморья (IX-VII века до н.э.). В материалы комплексов Аржана типологически предшествуют алды-бельской культуре (или ранним комплексам уюкской и казылганской), но в то же время инвентарь и погребальный обряд Аржана имеют вполне скифо-сибирский облик. В Аржане представлены все элементы "скифской триады", что позволило М.П.Грязнову и М.X.Маннай-оолу определить начало культуры ранних кочевников Тувы (то есть, скифской культуры) VIII-VII векам до н.э. Начальный этап этой культуры назван ими аржанским.
Анализ материалов скифо-сибирского облика буквально из всех регионов азиатских степей позволил М.П. Грязнову показать своеобразие раннескифских памятников, характеризующихся серией эпохальных признаков. Начальная фаза эпохи ранних кочевников названа им аржано-черногоровской, и отнесена сначала к VIII-VII векам до н.э. (1979), затем, "состарившись" - к IX-VII векам до н.э. (1984). Нижняя граница этой фазы (IX век до н.э.) пока не обоснована и, видимо, введена вслед за датами, предложенными некоторыми исследователями для отдельных раннекочевнических комплексов на сопредельных территориях (Курту II, Биже). Выделение М.П.Грязновым майэмирско-келермесской (VII-VI века до н.э.) и пазырыкско-чертомлыкской (V-III века до н.э.) фаз, как и попытка синхронизации европейских и азиатских культур скифского типа остаются пока спорными, если даже не гипотетическими. Понимая сложность и трудоемкость подобных сопоставлений, М.П.Грязнов успел только поверхностно наметить основные направления этой работы. Однако исследование кургана Аржан и высказанные в связи с этим соображения М.П.Грязнова позволили А.Д.Грачу "удревнить" алды-бельскую культуру, включив в нее аржанский этап (VIII-VII века до н.э.).
Слабость общих теоретических разработок, а также избирательность привлечения археологических источников к решению этой сложной проблемы из-за отсутствия нужных публикаций пока не позволяют положительно решить вопрос о моно- или поликультурности скифского населения Тувы. Однако даже немногочисленные материалы, найденные при раскопках погребений монгун-тайгинского типа, подтверждают такую последовательность, предложенную А.Д.Грачом. Так, в наиболее ранних из них (с более глубокими ямами) обнаружены следы охры на костях погребенных и фрагменты керамики с "елочным" орнаментом, напоминающие керамику афанасьевской культуры. Позднее появляются погребения с узкими ямами, перекрытыми крупными плитами (типа Бай-Даг III), в которых найдены кремневые наконечники стрел с вогнутым основанием (сейминско-турбинского типа) и несколько обломков бронзовых предметов. В погребениях с валунными камерами несколько раз были встречены фрагменты валиковой керамики, широкое распространение которой в степной зоне Евразии относится к концу II - началу I тысячелетия до н.э. Важно отметить, что именно погребения данного типа перекрыты курганами алды-бельской культуры на могильнике Куйлуг-Хем I, что, по мнению А.Д.Грача, отражало "символику победы и завоевания территорий". Таким образом, погребения монгун-тайгинского типа существовали в северных районах Центральной Азии на протяжении всей эпохи бронзы, чем, очевидно, объясняется их разнообразие, а наиболее поздние из них (захоронения в цистах на уровне древней поверхности) представляют собой уже результат развития длительной предшествующей традиции. По первому исследованному и правильно датированному такому памятнику в Туве - могильнику Шанчиг - они могут быть названы памятниками шанчигского типа и выделены как самостоятельный (поздний) типологический вариант из остальной массы погребений, называемых монгун-тайгинскими.
Указанные признаки памятников монгун-тайгинского типа - захоронения на поверхности, окружающие их кольцо или крепида - частично присутствуют и конструктивных особенностях кургана Аржан, относящемуся уже к алды-бельской культуре (по классификации А.Д.Грача). При этом памятники шанчигского типа, судя по всему относительно одновременные Аржану, показывают, что данная традиция бесспорно доживала до раннескифского времени. При этом особенно важно подчеркнуть, что она не была привнесена откуда-то извне, а формировалась постепенно в среде многочисленного местного населения на протяжении всей эпохи бронзы, о чем убедительно свидетельствуют памятники монгун-тайгинского типа. В большом числе случаев курганы алды-бельской культуры располагаются парами, по два сооружения, вплотную примыкающих друг к другу. Продольная ось каждого такого сдвоенного комплекса идет по линии север-юг (нередко с отклонениями). Сдвоенные комплексы чаще располагаются особняком, составляя как бы отдельные могильники. Курганы сооружены из обломков горных пород и валунов, форма в плане округлая или подовальная, в большинстве случаев курган обрамлен крепидой из более крупных камней, нежели те, из которых сложено "тело" кургана. Алды-бельские погребения, как правило, одиночные, совершались в каменных ящиках подпрямоугольной в плане формы, составленных из вертикально врытых в грунтовое дно плит, перекрытых плитовым настилом в несколько "слоев". Под наземным сооружением каждого алды-бельского кургана обнаружено от 1 до 7 и более отдельных погребений. Под центром кургана находится главное погребение в ящике из наиболее массивных по сравнению с остальными ящиками плит или в подпрямоугольном срубе. Дугой вокруг главного захоронения (по преимуществу к югу, западу и северу от него) располагаются другие погребения в каменных ящиках или в подпрямоугольных срубах, принадлежащие взрослым людям младших возрастных категорий, а также подросткам и детям, последние иногда даже были вынесены за пределы крепиды. Положение погребенных - скорченное, обычно на левом (гораздо реже на правом) боку, погребенные в центральных захоронениях ориентированы головой на запад, остальные погребенные ориентированы на запад или северо-запад. По этим признакам и временным рамкам алды-бельской культура близка улангомской культуре Северо-Западной Монголии.
В V-III века до н.э. на территории Тувы и сопредельных с нею районов Монголии повсеместно распространяются разнящиеся от алды-бельских памятники саглынской культуры, получившей свое наименование по месту раскопок могильников в Саглынской долине Тувы.
Памятники саглынской культуры обнаружены во всех горно-степных районах Тувы. Погребальный обряд и конструкция погребальных памятников саглынской культуры резко отличаются от погребального обряда и конструкции курганов хронологически предшествующих им алды-бельских комплексов.
Главные и типичные черты конструкции курганов и погребального ритуала саглынской культуры таковы. Каждый курганный комплекс, как правило, состоит из центрального наземного сооружения и внешней ограды. Есть и могильники с курганами без внешних оград (например, Мажалык-Ховузу). Центральные наземные сооружения - из камней и земли, имеют округлую в плане форму. Внешние ограды сооружены из камней круглой или подчетырехугольной форму, последние в ряде случаев имеют угловые камни, несколько большие по размеру, нежели остальные камни ограды. Погребения коллективные, совершены в бревенчатых камерах-срубах, глубины залегания камер в большинстве случаев значительны - от 2 до 4 метров. Расположение погребенных: взрослые лежат в ряд, головами вплотную у северо-западных и западных стенок камер, под головами - уплощенные камни-подушки, дети, как правило, погребены в ногах взрослых. Обычное положение погребенных на левом боку, с подогнутыми ногами, с ориетацией на северо-запад и запад.Сопроводительные погребения полных туш коней не обнаружены, однако в срубах найдены конские черепа и некоторые другие части коня.
Погребальным сооружениям саглынской культуры сопутствуют характерные культовые расположенные в некотором отдалении от могильников восьмикаменные (по числу камней) выкладки округлой формы из круглых валунов или, реже, обломков горных пород.
Памятники саглынской культуры подразделяются на два хронологических этапа: собственно саглынский (V-IV века до н.э.) и озен-ала-белигский (IV-III века до н.э.).
Оба этапа саглынской культуры обнаруживают стойкую генетическую преемственность, которая четко видна и в конструкции погребальных сооружений, и в погребальном ритуале, и в основной комплектности сопроводительного инвентаря. В то же время озен-ала-белигские комплексы имеют существенно новые черты: часты случаи, когда число погребенных значительно увеличивается - до 14-16 человек, встречаются "двухслойные" коллективные погребения, когда на нижнем ряду погребенных залегает второй, верхний ряд, положение погребенных в котором не на левом, как обычно для саглынцев, а на правом боку. В озен-ала-белигских памятниках весьма часты нарушения строгой возрастной топографии размещения погребенных, характерной для собственно саглынского этапа. Нельзя не отметить, что частичный отход от "классических" канонов погребального ритуала характерен в конце скифского времени и для памятников тагарской культуры на Среднем Енисее - там, например, на сарагашенском этапе тоже резко увеличивается число погребенных в одной могиле.
Способ погребения носителей археологических культур скифского времени, открытых в Туве и на сопредельных территориях Центральной Азии, всегда характеризуется трупоположением. Можно с уверенностью утверждать, что кремация трупов совершенно не практиковалась у алды-бельцев, саглынцев и других носителей культуры плиточных могил. Имеющиеся к настоящему времени археологические данные позволяют сделать вывод, что трупосожжение появилось в Центральной Азии только в хунноское время, что связывается в специальной литературе с миграцией гянгуней.
О прижизненном быте погребенных говорит сопроводительный материал.
Кинжалы, в подавляющем большинстве бронзовые, преимущественно с крыловидными гардами и грибовидными навершиями. Наряду с реальными боевыми кинжалами при погребенных найдены кинжалы вотивные. Находки из неграбленых курганов свидетельствуют о том, что кинжалы носились с правой стороны и помещались в кожаные ножны, имевшие в ряде случаев деревянную основу. Саглынские кинжалы-акинаки господствовавшего типа имеют ближайшие аналогии на Алтае, в Минусинской котловине и в Восточном Казахстане.
Распространенное в саглынское время боевое оружие - чеканы - на собственно саглынском этапе изготовлялись только из бронзы, на озен-ала-белигском этапе появляются железные чеканы, полностью повторяющие форму и размеры бронзовых. Среди находок представлены как натуральные чеканы, так и вотивные. Cаглынские чеканы gодразделяются на два основных типа: проушные и втульчатые чеканы с плоским обушком и круглым в сечении бойком, часто граненым в ударной части; двубойковые чеканы с круглыми в сечении бойками. Судя по находкам чеканов в неграбленых промерзших усыпальницах, длина рукоятей была стандартной и составляла около 70 см. Нижняя часть рукояти нередко укреплялась бронзовыми втоками. Как показывают многочисленные находки в неграбленых курганах саглынской культуры, чеканы носились воинами у пояса, рукоятью вниз, воины носили чеканы в кожаных чехлах, в которые вставлялись и рукояти, и сами чеканы. Наиболее близкие аналогии саглынским чеканам дает соседний с Тувой и Монголией пазырыкский Алтай.
Подавляющее большинство ножей, найденных в погребениях саглынской культуры, бронзовые пластинчатые с петлей. Ножи находятся, как правило, при мужских захоронениях.
Предметы конского снаряжения в целом не характерны для сопроводительного инвентаря абсолютного большинства курганов саглынской культуры. Однако рассмотрение немногочисленных найденных предметов конского убора саглынской культуры показывает, что они относятся к числу вещей, широко распространенных в V-III веке до н.э. на территориях расселения носителей самых разных археологических культур Великого пояса степей. Особенно близким является сходство предметов конской сбруи саглынцев с конским убором пазырыкцев Алтая - все предметы конского снаряжения из могильника Туран I полностью аналогичны алтайским находкам.
Господствующий тип глиняной бытовой посуды - сосуды с бомбовидным туловом, плоским дном и вертикально профилированным горлом. Сосуды эти часто украшались рельефным налепным и гравированным орнаментом (встречены зигзаговидные и волютовидные мотивы, валиковый и "веревочный" орнамент), а иногда и рельефными изображениями животных. Среди прочей саглынской керамики представлены круглодонные и плоскодонные сосуды с одной или двумя ручками, а также плоскодонные сосуды со слегка скругленными стенками, расширяющимися кверху и снабженными заплечиками. Можно констатировать, что керамика саглынцев весьма своеобразна и резко отлична как от тагарской, так и от пазырыкской.
Бронзовые дисковые зеркала найдены как в мужских, так и в женских захоронениях. Преимущественно зеркала с боковой петельчатой дужкой (как показали находки из промерзших курганов, зеркала носились у пояса в кожаных мешочках и подвешивались за дужку ремешком). Среди находок имеются зеркала с художественно оформленными дужками, изображающих борьбу двух кошачьих хищников, в виде двух головок горных баранов и сайгаков.
Не редко встречаются также изделия из золота: это золотые кокарды, отштампованые в виде голов хищных птиц, нашивные бляшки из тонкого золотого листа, золотые пекторали, гривны и серьги.
Сопроводительный инвентарь, охарактеризованный выше, позволяет надежно датировать памятники саглынской культуры V-III веками до н.э. Вместе с тем в некоторых курганах саглынской культуры были обнаружены предметы сопроводительного инвентаря, датирующиеся сами по себе более ранним временем, чем V-III веками до н.э.
В итоге поисков последних лет было установлено, что памятники саглынской культуры имеются и на территории Алтая. Среди 10 курганов, раскопанных Д.Г.Савиновым в 1973 году на могильнике Узунтал II, восемь были пазырыкского типа (коллективные захоронения в подквадратных и подчетырехугольных камерах, положение погребенных - скорченное, на левом боку, ориентировка головой на СВ, сопроводительные погребения коней на приступке), и 2 содержали типичные саглынские комплексы (коллективные захоронения в подквадратном срубе, положение погребенных в срубах скорченное, на левом боку, ориентировка - головами на СЗ, в головах камни - "подушки", в камеры ведут подхоронительные ходы). Значение этого открытия, сделанного Д.Г.Савиновым, тем более велико, что им была раскопана серия неграбленых комплексов. Пристального внимания заслуживает и факт, документирующий проникновение пазырыкцев Алтая на территорию Тувы. В пределах могильника Саглы-Бажи II обнаружен и раскопан комплекс пазырыкской культуры. Погребальный обряд этого комплекса отличен от саглынского и представляет алтайский вариант погребений скифского времени в Туве: погребение в камере-срубе, ориентация камеры - сторонами по странам света, положение погребенных - с подогнутыми ногами, на правом боку, ориентировка - головами на восток, наличествует сопроводительное захоронение коней в убранстве.
Вопрос о взаимоотношении пазырыкских памятников алтайского типа и саглынских памятников тувинского (центральноазиатского) типа представляется весьма важным. В будущем предстоит выяснить, было ли это дружественное взаимопроникновение несомненно родственных групп или это было проникновение иного рода.
Раннескифское время в Туве завершилось сменой археологических культур, и это явление заслуживает самого пристального внимания. Смена археологических культур свидетельствует об изменениях в этнической картине, о вытеснении алды-бельцев саглынцами - новыми хозяевами территорий в центре Азиатского материка. Однако если развитие алды-бельской культуры в Туве было прервано, то отношения алды-бельцев с культурами, расположенными по соседству и далеко к западу и юго-западу от Тувы, позволяют проследить разительное сходство. Это сходство выявляется главным образом при сопоставлении комплектов инвентаря алды-бельских курганов с алтайским майэмиром и с памятниками тасмолинской культуры Казахстана. В то же время нельзя не отметить, что конструкция и погребальный ритуал курганов тасмолинской культуры отличны от алды-беля.
Саглынская культура просуществовала вплоть до рубежа хунноского времени, наступившего во второй половине III века до н.э. Это время стало эпохой крупных этнических перемен: в Туве распространяются памятники улуг-хемской культуры, в целом ряде случаев перекрывающие саглынские комплексы, и памятники собственно хунну, а позднее - и памятники кок-эльского типа.
Ряд проблем существует и в изучении культуры хунну. Большой интерес вызывает проблема происхождения хунну, решение которой упирается в слабую изученность культуры скифского времени юго-восточных районов Монголии, территории Внутренней Монголии и Ордоса, где формировалось ядро объединения ранних хунну. Отсутствие прямой связи между культурой хунну и культурой плиточных могил скифского времени, в ареале которых затем обнаруживаются памятники хунну, особенно затрудняет решение этого вопроса. Дискуссионна также связь азиатских хунну и европейских гуннов, которая лишь усугубляется отсутствием в степях Европы, Казахстана и Средней Азии гуннских памятников, генетически связанных с памятниками хунну Центральной Азии. Речь может идти об идентичности лишь отдельных категорий инвентаря, таких как сложные луки, бронзовые котлы с вертикальными прямоугольными ручками, украшения со вставками, которые, надо сказать, могли распространяться не только с этносом носителем, но и путем межплеменного обмена. Некоторые лингвисты, в частности, Г.Дерфер (1986) считают, основываясь, правда, на ограниченном материале, что язык европейских гуннов был отличен от языка азиатских хунну и что европейские гунны не были прямыми потомками азиатских хунну, иной точки зрения придерживается К.Йеттмар (1953), отождествляющий хунну и гуннов.
Важной задачей остается разработка детальной хронологии древних памятников эпохи хунну. По мнению А.В.Давыдовой (1985) и С.С.Миняева (1975), памятники Дэрестуйского и Суджинского типов отражают этнические различия в составе хунну и являются одновременными. Это положение достаточно аргументировано и подтверждается существованием ранних памятников Суджинского типа (рубеж III-II - начало II веков до н.э.) в Туве (А.М.Мандельштам, 1967). Однако представляется, что памятники Дэрестуйского типа в Забайкалье по типологии вещей несколько древнее здешних памятников Суджинского типа. Возможно, следует говорить о двух типах памятников: Суджинской группе, связанной с основной массой кочевников и полукочевников хунну, и дэрейстуйской, сопоставимой преимущественно с оседлой частью хуннского общества. В последней наряду с жившими оседло хунну большую роль играли полиэтничные элементы, на что указывают письменные и археологические источники. В силу специфики исторического развития в одних районах расселения хунну памятники Дэрестуйского и Суджинского типов могли быть одновременными, в других - несколько различными во времени. К тому же, хуннские памятники этих двух типов встречаются совместно не везде, так, например, памятники Дэрестуйского типа пока не обнаружены в западной Монголии и Туве. Материал Забайкалья дает возможность создать дробную хронологию древностей хунну.
Вызывает споры вопрос о путях проникновения хунну в степи Казахстана и Западной Сибири. А.И.Мартынов (1979) говорит о двух маршрутах их движения на запад: южном - через Среднюю Азию и северном - через Минусинскую котловину и Ачинско-Мариинскую лесостепь. Однако более реальным представляется, что в Среднюю Азию и Казахстан хунну могли проникнуть только южным путем - через западную Монголию, Синьцзян и Джунгарские Ворота. Эти районы на рубеже III-II веков до н.э. попали в сферу их внешнеполитических интересов, были более удобны для них, наконец, о походах в этом направлении повествуют письменные источники. К тому же, к концу I века до н.э. народы Саяно-Алтайского нагорья - динлины, гяньгуни и др. - освободились от господства хунну и сами совершали набеги на хуннские земли, что само по себе уже закрывало этот путь. Кроме того, в Туве, Минусинской котловине и Ачинско-Мариинской лесостепи с конца I тысячелетия до н.э. развивались самобытная таштыкская культура, так что движение хунну в I-II веках н.э. на запад через эти территории вряд ли было возможным. Таким образом, видимо, северный путь движения хунну на запад не существовал.
Связанные статьи:
|
